Путешествие на Монинг-Тумп —
к избе Лебедзинского
Речка замысловато петляет. Солнце светит то в лицо, то в спину. Что ни поворот, то мель. Заведенный мотор не успеет разогреться, |как его снова надо выключать. Перетаскиваем лодку через перекаты, которым нет числа. Наконец мотор вообще перестает заводиться. Беремся за шесты. Работа утомительная: владеть шестом дано не каждому. Чем выше по реке, тем бурливее и опаснее становятся перекаты. Павел и я впрягаемся в веревочные лямки и тянем лодку, а Василий, стоя в ней, орудует шестом.
— Дедовским-то способом вернее! — шутит Василий. Отталкиваться шестами не слишком изнурительно, когда плывешь по тихому плесу, но на перекатах достается изрядно. Часто поступаем так: переносим на себе грузы, а потом протаскиваем по мели облегченную лодку.
Плес-перекат, плес-перекат… Мы упарились вконец. Василий охрипшим голосом заявляет:
— Зачем мы везем это железо? — И хлопает по мотору рукой; — Давайте сбросим его на берег.
Причаливаем. Наш моторист снимает с лодки двигатель, заворачивает в брезент, кладет на землю:
— Не хочешь работать, полежи тут…
Только взялись за шесты, как на дальнем берегу показался всадник на белом коне.
— Смотрите-ка, Колька едет!..- говорит Вожаков.
С радостью узнаем во всаднике нашего проводника Самбиндалова. Николай подъезжает и, не слезая с коня, серьезно спрашивает:
— Чего долго плывете?
До «избы Лебедзинского» осталось, оказывается, совсем немного — семь километров.
Вскоре лошадь потянула нашу лодку бечевой. И вот наконец вдали на большой поляне показывается дымок костра. Рядом пасутся кони. Подплываем ближе. От костра идет навстречу нам человек. Две собаки бегут следом.
В незнакомце я узнаю другого бывшего своего проводника — Данилу Анямова, с которым ходил когда-то на Маньпупынёр. Это они с Николаем пригнали сюда шесть лошадей из Усть-Маньи.
— Здравствуй, начальник! Опять пришел к нам? Снова будешь Урал снимать? — говорит Данила.
Крепко жму руку старому доброму спутнику. Улыбаемся друг другу. Я вглядываюсь в лицо манси. Немного постарел, прибавилось седых волос и морщинок. Замечаю крохотный тент. Ни палатки, ни спальных мешков, только одна эта ненадежная защита от дождя. Вместо постели — хвойные ветки, у ног — костер. Как мало надо манси в походе!
На краю просторной поляны стоит развалившийся домик. Это и есть «изба Лебедзинского», остатки жилья, которые теперь растаскиваются рыбаками и охотниками на костры.
Изба получила свое название со времен путешествий по Северному Уралу геолога Е. С. Федорова. Горный инженер Л. А. Лебедзинский принимал участие в его экспедициях в качестве хозяйственника: заботидся о продовольствии, транспортных средствах, строил в тайге избы и склады. Местное население принимало его за богача и считало, что он и есть самый главный начальник. Дорога, идущая от этой «избы» к Няксимволю, до сих пор именуется «дорога Лебедзинского». Еще и теперь ряд изб, затерянных в тайге и совершенно сгнивших, носит имя этого человека.